"Ворон" - не нуждается в представлении, его переводов на русский язык существует более двух десятков . Постаралась найти запись повыразительнее, с хорошим и четким произношением.
Внизу оригинал и "классический" перевод Валерия Брюсова для истинных извращенцев, пардон, ценителей если кто осилит:
| The Raven - Edgar Allan Poe Once upon a midnight dreary, while I pondered, weak and weary, Over many a quaint and curious volume of forgotten lore, While I nodded, nearly napping, suddenly there came a tapping, As of some one gently rapping, rapping at my chamber door. "'Tis some visitor," I muttered, "tapping at my chamber door - Only this, and nothing more." | Ворон - Перевод В. Брюсов Как-то в полночь, в час унылый, я вникал, устав, без силы, Меж томов старинных, в строки рассужденья одного По отвергнутой науке, и расслышал смутно звуки, Вдруг у двери словно стуки, -стук у входа моего. "Это-гость, - пробормотал я, - там, у входа моего. Гость, - и больше ничего!" |
| Ah, distinctly I remember it was in the bleak December, And each separate dying ember wrought its ghost upon the floor. Eagerly I wished the morrow; - vainly I had sought to borrow From my books surcease of sorrow - sorrow for the lost Lenore - For the rare and radiant maiden whom the angels name Lenore - Nameless here for evermore. | Ах! мне помнится так ясно: был декабрь и день ненастный Был как призрак - отсвет красный от камина моего. Ждал зари я в нетерпеньи, в книгах тщетно утешенье Я искал в ту ночь мученья, - бденья ночь, без той, кого Звали здесь Линор. То имя... Шепчут ангелы его, На земле же - нет его. |
| And the silken sad uncertain rustling of each purple curtain Thrilled me - filled me with fantastic terrors never felt before; So that now, to still the beating of my heart, I stood repeating, "'Tis some visitor entreating entrance at my chamber door - Some late visitor entreating entrance at my chamber door; - This it is, and nothing more." | Шелковистый и не резкий, шорох алой занавески Мучил, полнил темным страхом, что не знал я до того. Чтоб смирить в себе биенья сердца, долго в утешенье Я твердил: "То - посещенье просто друга одного". Повторял: "То - посещенье просто друга одного, Друга, - больше ничего!" |
| Presently my soul grew stronger; hesitating then no longer, "Sir," said I, "or Madam, truly your forgiveness I implore; But the fact is I was napping, and so gently you came rapping, And so faintly you came tapping, tapping at my chamber door, That I scarce was sure I heard you"- here I opened wide the door; - Darkness there, and nothing more. | Наконец, владея волей, я сказал, не медля боле: "Сэр иль Мистрисс, извините, что молчал я до того. Дело в том, что задремал я, и не сразу расслыхал я, Слабый стук не разобрал я, стук у входа моего". Говоря, открыл я настежь двери дома моего. Тьма, -и больше ничего. |
| Deep into that darkness peering, long I stood there wondering, fearing, Doubting, dreaming dreams no mortals ever dared to dream before; But the silence was unbroken, and the stillness gave no token, And the only word there spoken was the whispered word, "Lenore?" This I whispered, and an echo murmured back the word, "Lenore!" – Merely this, and nothing more. | И, смотря во мрак глубокий, долго ждал я, одинокий, Полный грез, что ведать смертным не давалось до того! Все безмолвно было снова, тьма вокруг была сурова, Раздалось одно лишь слово: шепчут ангелы его. Я шепнул: "Линор", и эхо - повторило мне его, Эхо, - больше ничего. |
| Back into the chamber turning, all my soul within me burning, Soon again I heard a tapping somewhat louder than before. "Surely," said I, "surely that is something at my window lattice: Let me see, then, what thereat is, and this mystery explore - Let my heart be still a moment and this mystery explore; - 'Tis the wind and nothing more." | Лишь вернулся я несмело (вся душа во мне горела), Вскоре вновь я стук расслышал, но ясней, чем до того. Но сказал я: "Это ставней ветер зыблет своенравней, Он и вызвал страх недавний, ветер, только и всего, Будь спокойно, сердце! Это - ветер, только и всего. Ветер, - больше ничего!" |
| Open here I flung the shutter, when, with many a flirt and flutter, In there stepped a stately raven of the saintly days of yore; Not the least obeisance made he; not a minute stopped or stayed he; But, with mien of lord or lady, perched above my chamber door - Perched upon a bust of Pallas just above my chamber door - Perched, and sat, and nothing more. | Растворил свое окно я, и влетел во глубь покоя Статный, древний Ворон, шумом крыльев славя торжество. Поклониться не хотел он; не колеблясь, полетел он, Словно лорд иль лэди, сел он, сел у входа моего, Там, на белый бюст Паллады, сел у входа моего, Сел, - и больше ничего. |
| Then this ebony bird beguiling my sad fancy into smiling, By the grave and stern decorum of the countenance it wore. "Though thy crest be shorn and shaven, thou," I said, "art sure no craven, Ghastly grim and ancient raven wandering from the Nightly shore - Tell me what thy lordly name is on the Night's Plutonian shore!" Quoth the Raven, "Nevermore." | Я с улыбкой мог дивиться, как эбеновая птица, В строгой важности - сурова и горда была тогда. "Ты, - сказал я, - лыс и черен, но не робок и упорен, Древний, мрачный Ворон, странник с берегов, где ночь всегда! Как же царственно ты прозван у Плутона?" Он тогда Каркнул: "Больше никогда!" |
| Much I marvelled this ungainly fowl to hear discourse so plainly, Though its answer little meaning- little relevancy bore; For we cannot help agreeing that no living human being Ever yet was blest with seeing bird above his chamber door - Bird or beast upon the sculptured bust above his chamber door, With such name as "Nevermore." | Птица ясно прокричала, изумив меня сначала. Было в крике смысла мало, и слова не шли сюда. Но не всем благословенье было - ведать посещенье Птицы, что над входом сядет, величава и горда, Что на белом бюсте сядет, чернокрыла и горда, С кличкой "Больше никогда!" |
| But the raven, sitting lonely on the placid bust, spoke only That one word, as if his soul in that one word he did outpour. Nothing further then he uttered- not a feather then he fluttered - Till I scarcely more than muttered, "other friends have flown before - On the morrow he will leave me, as my hopes have flown before." Then the bird said, "Nevermore." | Одинокий, Ворон черный, сев на бюст, бросал, упорный, Лишь два слова, словно душу вылил в них он навсегда. Их твердя, он словно стынул, ни одним пером не двинул, Наконец, я птице кинул: "Раньше скрылись без следа Все друзья; ты завтра сгинешь безнадежно!.." Он тогда Каркнул: "Больше никогда!" |
| Startled at the stillness broken by reply so aptly spoken, "Doubtless," said I, "what it utters is its only stock and store, Caught from some unhappy master whom unmerciful Disaster Followed fast and followed faster till his songs one burden bore - Till the dirges of his Hope that melancholy burden bore Of 'Never - nevermore'." | Вздрогнул я, в волненьи мрачном, при ответе столь удачном. "Это-все, - сказал я, - видно, что он знает, жив года С бедняком, кого терзали беспощадные печали, Гнали в даль и дальше гнали неудачи и нужда. К песням скорби о надеждах лишь один припев нужда Знала: больше никогда!" |
| But the Raven still beguiling all my fancy into smiling, Straight I wheeled a cushioned seat in front of bird, and bust and door; Then upon the velvet sinking, I betook myself to linking Fancy unto fancy, thinking what this ominous bird of yore - What this grim, ungainly, ghastly, gaunt and ominous bird of yore Meant in croaking "Nevermore." | Я с улыбкой мог дивиться, как глядит мне в душу птица. Быстро кресло подкатил я, против птицы, сел туда: Прижимаясь к мягкой ткани, развивал я цепь мечтаний, Сны за снами, как в тумане, думал я: "Он жил года, Что ж пророчит, вещий, тощий, живший в старые года, Криком: больше никогда?" |
| This I sat engaged in guessing, but no syllable expressing To the fowl whose fiery eyes now burned into my bosom's core; This and more I sat divining, with my head at ease reclining On the cushion's velvet lining that the lamplight gloated o'er, But whose velvet violet lining with the lamplight gloating o'er, She shall press, ah, nevermore! | Это думал я с тревогой, но не смел шепнуть ни слога Птице, чьи глаза палили сердце мне огнем тогда. Это думал и иное, прислонясь челом в покое К бархату; мы, прежде, двое так сидели иногда... Ах! при лампе, не склоняться ей на бархат иногда Больше, больше никогда! |
| Then methought the air grew denser, perfumed from an unseen censer Swung by Seraphim whose footfalls tinkled on the tufted floor. "Wretch," I cried, "thy God hath lent thee - by these angels he hath sent thee Respite - respite and nepenthe, from thy memories of Lenore: Quaff, oh quaff this kind nepenthe and forget this lost Lenore!" Quoth the Raven, "Nevermore." | И, казалось, клубы дыма льет курильница незримо, Шаг чуть слышен серафима, с ней вошедшего сюда. "Бедный!- я вскричал, - то богом послан отдых всем тревогам, Отдых, мир! чтоб хоть немного ты вкусил забвенье, - да? Пей! о, пей тот сладкий отдых! позабудь Линор, - о, да? Ворон: "Больше никогда!" |
| "Prophet!" said I, "thing of evil! - prophet still, if bird or devil! - Whether Tempter sent, or whether tempest tossed thee here ashore, Desolate yet all undaunted, on this desert land enchanted - On this home by horror haunted- tell me truly, I implore - Is there - is there balm in Gilead? - tell me - tell me, I implore!" Quoth the Raven, "Nevermore." | "Вещий, -я вскричал, -зачем он прибыл, птица или демон? Искусителем ли послан, бурей пригнан ли сюда? Я не пал, хоть полн уныний! В этой заклятой пустыне, Здесь, где правит ужас ныне, отвечай, молю, когда В Галааде мир найду я? обрету бальзам когда?" Ворон: "Больше никогда!" |
| "Prophet!" said I, "thing of evil - prophet still, if bird or devil! By that Heaven that bends above us - by that God we both adore - Tell this soul with sorrow laden if, within the distant Aidenn, It shall clasp a sainted maiden whom the angels name Lenore - Clasp a rare and radiant maiden whom the angels name Lenore." Quoth the Raven, "Nevermore." | "Вещий, - я вскричал, - зачем он прибыл, птица или демон? Ради неба, что над нами, часа страшного суда, Отвечай душе печальной: я в раю, в отчизне дальней, Встречу ль образ идеальный, что меж ангелов всегда? Ту мою Линор, чье имя шепчут ангелы всегда?" Ворон: "Больше никогда!" |
| "Be that word our sign in parting, bird or fiend," I shrieked, upstarting - "Get thee back into the tempest and the Night's Plutonian shore! Leave no black plume as a token of that lie thy soul hath spoken! Leave my loneliness unbroken!- quit the bust above my door! Take thy beak from out my heart, and take thy form from off my door!" Quoth the Raven, "Nevermore." | "Это слово - знак разлуки! - крикнул я, ломая руки. Возвратись в края, где мрачно плещет Стиксова вода! Не оставь здесь перьев черных, как следов от слов позорных! Не хочу друзей тлетворных! С бюста - прочь, и навсегда! Прочь - из сердца клюв, и с двери - прочь виденье навсегда!" Ворон: "Больше никогда!" |
| And the Raven, never flitting, still is sitting, still is sitting On the pallid bust of Pallas just above my chamber door; And his eyes have all the seeming of a demon's that is dreaming, And the lamplight o'er him streaming throws his shadow on the floor; And my soul from out that shadow that lies floating on the floor Shall be lifted - nevermore! | И, как будто с бюстом слит он, все сидит он, все сидит он, Там, над входом. Ворон черный, с белым бюстом слит всегда! Светом лампы озаренный, смотрит, словно демон сонный. Тень ложится удлиненно, на полу лежит года, - И душе не встать из тени, пусть идут, идут года, - Знаю, -больше никогда! |
Комментариев нет:
Отправить комментарий